Гаррус, Шепард-каталист, пустые бутылки и гнетущая безысходность.
Кажется, было утро.
Точно определить было невозможно, потому что окна в комнате не было, а электроосвещение работало в приглушённом режиме круглые сутки.
Он сидел в кресле, запрокинув голову, и не хотел открывать глаза, несмотря на то, что уже проснулся. Он и так знал, что по пробуждении его поприветствует батарея пустых бутылок на столе, срач, сравнимый по масштабу с последствиями ядерной войны на Тучанке и гнетущая, мёртвая пустота.
Ему было всё равно.
- Опять пьёшь, - констатировал механический голос с лёгким оттенком сочувствия. Как будто изо всех сил пытался выдавить из себя что-то более искренне, но не мог.
- Уже нет. Кончилось, - глухо откликнулся Гаррус, поднимая голову и открывая глаза лишь для того, чтобы убедиться, что перед ним очередная алкогольная галлюцинация. Однако это оказалась не она.
Над его инструметроном висела голограмма — уменьшенная копия Шепард в полный рост. Висела и всем своим видом словно бы глумилась.
- Уйди.
- Нет, - совершенно спокойно ответила она. На голографическом лице не дрогнул ни один мускул.
- Я не запрашивал связь по этому каналу.
- Я взломала твой инструметрон.
- Какого чёрта?! - взревел турианец, рывком вскакивая с кресла. Голограмма дёрнулась, поплыла, однако исчезнуть не пожелала и через секунду невозмутимо зависла над его рукой в том же положении.
- Так было быстрее и проще.
- Какого чёрта тебе вообще от меня надо?! - рявкнул Вакариан так, что бутылки на столе задребезжали.
- Ты второй день не выходишь из комнаты, никого к себе не пускаешь и не выходишь на связь. Нужно было проверить, жив ли ты вообще.
- Тебе какое дело? - прорычал Гаррус.
Он держал левую руку на уровне груди, так, чтобы иметь возможность смотреть ей в глаза. Глаза, которые сейчас выражали непробиваемое спокойствие. В которых больше не было прежней, такой знакомой и любимой живой искры.
- Ты был ей дорог. Поэтому ты точно так же дорог мне. И поэтому ты должен жить, Гаррус Вакариан. До тебя дойдёт когда-нибудь, что я не такая бездушная железяка, как ты думаешь?
Всё тот же лёгкий оттенок сочувствия и что-то похожее на обиду. Как будто ей самой жаль, что она не может выражать нормальные эмоции. Вот только разве может она теперь жалеть?
- Тогда просто уйди, - обречённо сказал он, безуспешно пытаясь уловить на лице, в голосе уменьшенной копии хоть тень... тень от прежней... - Исчезни. Если не считаешь себя бездушной железякой, имей совесть. Потому что ты — не она, будь у тебя хоть все её воспоминания. Я похоронил Нейти. Я сам повесил табличку на этот сраный мемориал.
Какое-то время она молчала, словно бы раздумывая.
- Пусть так, - сказала она наконец. - Но даже если ты похоронил её — разве это повод хоронить себя?
Без прощания и предупреждения голограмма исчезла.
Гаррус бессильно опустился на колени с глухим рыком, символизировавшим у его народа плач.
Последнюю фразу она произнесла — совершенно точно — своим прежним голосом.
(песенка, по идее, должна была идти без вокала. Но чо плеер послал, тем и рады).